Предыдущая часть онкоистории здесь.
В день последней химиотерапии лечащий врач направил меня к лучевому терапевту. Я уже писала как-то про это: я сидела перед кабинетом этого врача и ждала его прихода. Справа от меня плакала очень старенькая бабушка после УЗИ. Пожилая женщина, дочь, её успокаивала, уговаривала, что надо лечиться. А я злилась: бабушка, хотелось сказать, вы прожили жизнь и у вас уже внуки взрослые, наверное. Ну, что вы плачете?! Это мне надо плакать, у меня сыну 6 лет всего…
Бывает такое иррациональное раздражение, хотя я понимаю, что у каждого своё горе и свои слёзы. Но эти мысли о справедливости, в принципе бесполезные в отношении рака, иногда всплывают помимо воли. А слева от меня сидела совсем молоденькая женщина, прямая такая, напряженная, как натянутая струна. Она смотрела в одну точку, и на лице у неё была такая… скорбь что ли. Глядя на неё, я разревелась. Отошла в сторону. Но тут пришёл доктор, и я быстренько вытерла слёзы.
Пожилой мужчина прочитал мои выписки, посмотрел на меня долгим взглядом и начал говорить о том, что всё, я здорова. И теперь моя болезнь только в моей голове, надо работать с головой. А тело — здорово. «Удалили из тебя эту дрянь, всё, живи дальше», — сказал он мне. Хотя я ничего не спрашивала у него. А ещё сказал, что рак — излечим, у него десятки лет стажа, и он знает, о чём говорит. В общем, я вышла от лучевого терапевта успокоенная и умиротворённая и пошла «капаться» в последний раз. В этот день я осмелела и разместила в своих соцсетях свою лысую фотку, впервые.
Тут надо сказать, насколько мне было важно хорошо перенести последнюю капельницу. Она была у меня 1 ноября. А 20 ноября мы должны были лететь всей семьёй в Стамбул. Это была авантюра чистой воды. Ещё в начале октября мне пришла рассылка о распродаже авиабилетов. Билеты в Стамбул стоили в районе 2,5 тыс. руб. на человека. Лёжа после капельницы на диване и чувствуя себя как при жестком токсикозе, я сказала мужу: «Давай рванём?!» — он согласился (ну, как он мог отказать мне?)) Оставалось только выбрать дату. Я посоветовалась со своим химиотерапевтом, она разрешила, но не раньше, чем через 2 недели после капельницы и только при условии хорошего анализа крови. Я спросила у нескольких врачей, можно ли лететь с экспандером, они сказали — можно. А через 4 недели после химии должна была начаться лучевая. Я заранее съездила в клинику, где мне должны были проводить лучевую терапию (Европейский медцентр) и «отпросилась» у врача. Меня заверили, что плюс-минус пара дней роли не сыграют. Оставалось только нормально себя чувствовать. В последний день перед вылетом я ухитрилась сдать все анализы и поставить себе первый укол золадекса в онкодиспансере. В общем, носилась, как белка в колесе.
И всё сложилось!
В Турцию я летела в компрессионном рукаве и в весёлой шапочке на лысой голове. Это было одно из лучших наших семейных приключений, хоть и длилось оно всего 5 дней! Думаю, что оно пошло мне на пользу. Во-первых, я дышала морским воздухом и грелась на ласковом ноябрьском солнышке при температуре +14+18. Во-вторых, в день мы проходили по 25 000 шагов, и я прямо-таки ощущала, как сходят с лица мои отёки. В-третьих, я была абсолютно здорова там, словно переместилась в другую реальность, где не было никакого рака, никакой операции. Мы впитывали новые эмоции, новые места, вкусно ели и даже пили. У меня немного болела правая лопатка, отдавала в бок со здоровой стороны, но один доктор-онколог написал мне в фейсбуке, что не надо концентрироваться на боли — и буквально сразу после этого мне полегчало.
Эта поездка в Стамбул стала для меня ещё и символом того, что онкопациенту всё можно: перелёты, путешествия, вкусную еду и напитки. Можно гулять, смеяться, дышать, кормить чаек, узнавать новое в музеях, кататься на каруселях, курить кальян на вечерней стамбульской улочке… Это было свидетельство полноценной жизни для меня, так измученной физически и морально за последние несколько месяцев. Эта поездка словно просигнализировала мне: «Женя, ты живая!» Там, в Стамбуле, на берегах сразу нескольких морей, рядом со своей семьей я была абсолютно счастлива.
Мы вернулись в Москву, и уже через 2 дня я лежала на разметке в отделении радиотерапии Европейского медицинского центра. Казалось, что после химии прошло не 4 недели, а полгода.
Продолжение следует.