Понемножку, по чуть-чуть продолжаю рассказывать о своём пути. На днях я узнала, что меня читает мой доктор, придется выбирать выражения:))
Итак, карточка в НМИЦ им. Блохина была заведена, и начался этап подготовки к операции. Обследования. Самое главное — маммография, пересмотр дисков с КТ и четвертое по счёту УЗИ, которое показало всё-таки только одну опухоль в левой молочной железе и один подозрительный лимфоузел. Ещё в первую нашу встречу врачи этот узел нащупали, я же, как ни старалась потом, не смогла понять, где они его нашли, прощупать не могла.
По результатам УЗИ Ариф Теймурович взял у меня биопсию из опухоли и из лимфоузла, материал был отправлен на исследования, и я начала ждать. (Кстати, мне грозили страшным синяком после биопсии, но у меня синяка не было никакого вообще). Сначала клетки проверяют гистологически, а в том случае, если подтвердится рак, то тот же биоматериал отправляют на ИГХ (иммуно-гистохимию).
ИГХ — самый главный анализ при опухолях РМЖ (и остальных, наверное, тоже): именно он показывает, насколько быстро растёт опухоль, чувствительна ли она к гормонам, определяется ли белок Her2. Именно на основе результатов ИГХ назначается протокол лечения. Пишу так подробно, потому что читала и слышала истории, когда женщинам предлагали всё отрезать (и отрезали!!!) на основе УЗИ — без гистологии и ИГХ.
Пока я ждала первого результата — гистологии — я прошла ещё три важных для диагностики обследования: УЗИ внутренних органов, рентген лёгких и сцинтиграфию костей. Они важны, чтобы удостовериться, что нет отдаленных метастаз ни в костях, ни в каких-то других органах. У меня их, тьфу-тьфу, не было. Хотя врачи искали тщательно! Женщина, вышедшая из кабинета узи внутренних органов буквально упала на стул рядом и сказала: «Это ужасно! Она так внимательно и подробно ищет, что ведь обязательно что-нибудь найдёт!»
NB! Для тех, кто только начинает обследоваться: результаты всех этих исследований должны быть у вас до начала лечения!!! Это очень важно!
У меня есть знакомая, она лечила РМЖ в Подмосковье. Её прооперировали без рентгена, например. А после лучевой на плановом обследовании нашли в лёгких «что-то не то». И вот вопрос, на который невозможно уже ответить: было ли это «не то» до лечения, или образовалось во время лечения, или это вообще побочка от лучей.
Люди, прошедшие правильное лечение, уже заскучали и бросили всё это читать, наверное:)
И, конечно, в случае с РМЖ необходимо исследование на генетические мутации. У меня мутаций не было обнаружено.
Обследования я проходила очень бодро.
Во-первых, потому что это было похоже на квест: у тебя на руках 10 направлений, ты записываешься на обследования, пытаясь их по возможности уместить компактно в несколько дней, совместить с работой — и всё это запомнить! Даты, время, номера кабинетов! У меня было всё забито в календаре в телефон.
Во-вторых, весь этот забег мы проходили с моей новой приятельницей Галей, и это упрощало задачу: я записывала её, когда она не могла приехать, и наоборот, она забирала мои результаты, мы занимали друг на друга очереди — и так проходили их быстрее.
В-третьих, в этих очередях всегда удавалось поболтать с какими-нибудь интересными неунывающими людьми. Я люблю наблюдать, а в очередях в поликлинике объектов для наблюдения очень много! Я просто не успевала думать о плохом. Спала как младенец, буквально падала по вечерам от усталости. Ела тоже хорошо (как и всегда).
Я долго готовилась морально к разговору с Арифом Теймуровичем по результатам первого исследования. Я представляла, что он мне скажет: «Евгения, гистология рак не выявила!» или «К сожалению, это рак». Думала: как я восприму и то, и другое? Буду ли реветь? Как он мне скажет об этом вообще?
Ничего такого вообще не случилось. Не было никакого трагического разговора. Ариф написал мне как-то утром в ватсап: «Евгения, завтра утром вам надо прийти, забрать стёкла и сдать их в патанатомию на ИГХ«. Я начала уточнять какие-то оргвопросы и зависла. Пишу: «То есть рак подтвердился?» И мой врач мне отвечает: «А, да, подтвердился, приезжайте завтра«. Вот и всё. Вот тебе твой диагноз, Женя. И я поняла, что давно уже приняла его, ничего меня не удивило, плакать я опять не стала.
У меня есть несколько близких подруг. Вот они совершенно не принимали мой диагноз. И на этапе обследования уговаривали меня, чтобы и я не принимала. «Женя, рак — это вообще не про тебя! — говорила моя подруга Света по телефону. — Как ты так быстро смирилась, что он у тебя есть?! Думай, что его нет! Это какая-то ошибка! Всё будет хорошо!«
Я, вроде бы, соглашалась. Но этой ложной надежды во мне не было. Свой возможный диагноз я действительно приняла ещё на самом первом УЗИ, я его узнала и почувствовала.
И вот, наконец, готов ИГХ. Накануне Ариф долго и подробно мне рассказывал про ki67, про ответственный за метастазирование белок Her2, про гормонозависимость — но я ничего не запомнила. Результаты иммуно-гистохимии я забрала из отделения патанатомии — свои и Галины. Шла с ними из одного корпуса в другой. По дороге пыталась прочитать, но ничего не понимала — какие-то буквы, какие-то цифры, какая-то инфильтративная карцинома, какие-то баллы. Тогда я сфотографировала обе бумажки и отправила нашему доктору по ватсап. И через 3 минуты от него прилетел ответ: «Всё хорошо, гормонозависимость высокая у обеих, прогноз благоприятный!«
…и в этот момент меня накрыло волной мурашек, каких у меня не случалось никогда в жизни. Они пронеслись от затылка к пяткам и обратно. И я просто заплакала от этих прекрасных слов — «прогноз благоприятный».
Продолжение следует.
Предыдущие части онкоистории: 1, 2 и 3.