Продолжение рассказа «Не то», начало здесь.
***
Перед тем, как выйти из дома, Нина в очередной раз тщательно осмотрела себя в зеркале. Нет, нет, всё не так. Сегодня она как никогда раньше явственно увидела, что овал лица не выдержал сражения с гравитацией, и линия подбородка стала мягкой и неопределённой. Тени под глазами такие, что тени, нанесённые на веки, никак не исправили ситуацию. Стрелки пришлось перерисовывать 3 раза! И они всё равно не получились безупречными, просто Нине надоел сам процесс, и пальцы заболели от напряжения. Платье сидит, вроде, неплохо, но что ж так обтягивает!
Самое удивительное, что Нина словно видела в зеркале чужую женщину с собственной внешностью. Ни разу за последние годы её не волновало то, как она выглядит, настолько, чтобы трижды перекрашиваться и десяток раз переодеваться, меняя платья, туфли, даже колготки! Глупо скрывать от самой себя, что впервые за целую вечность она собирается на свидание. И пусть эта встреча с Витей Смирновым названа просто дружеским ужином, и он наговорил ей, что ему понадобится её экспертное мнение относительно его работы… Нина понимала, это свидание. И эта мысль оказалась будоражащей. Она почти не спала ночью, вертелась и остро переживала и свой возраст, и свою нервозность по поводу возраста… В общем, предстоящий ужин с Витей всколыхнул в Нине такое количество душевной мути, о которой она даже не догадывалась.
Сказав себе в зеркало: «Нина, ну что ты как девочка, ей-богу!», она вышла из квартиры. И уже через полчаса входила в двери маленького уютного ресторана, где в углу за столом, освещаемом только небольшой лампой, её ждал бывший студент и поклонник. Лицо его в полумраке выглядело мрачным и пугающим, но он улыбнулся – и морок исчез.
Уже к концу первой бутылки вина Нина рассказала Вите, что муж ушёл. Говорила легко, лаконично, удивляясь самой себе. Смеялась, описывая собственную самонадеянность, что такого с ней-то никогда не случится. Она ведь этих девиц-третьекурсниц столько лет наблюдает и знает как облупленных. Ха-ха, представляешь, Витя, как жизнь учит нас!
Витя просто сказал, что женат, есть дочь-школьница. «Всё нормально», — только это узнала Нина о его семейной жизни. Это прозвучало так, что можно было и поверить, и не поверить.
Как они перешли на «ты», Нина даже не заметила. Когда официант принёс вторую бутылку, мужчина напротив Нины сказал, чуть понизив голос:
– Знаешь, хочу выпить за твою красоту и обаяние. Какое-то удивительное сочетание. И расскажешь потом, как заключить договор с Дьяволом, чтобы ни капли не измениться за 15 лет, хорошо?
Так Нина поняла, что дистанция между ними стремительно и сладко сокращается. В груди вибрировало, голова невесомо и счастливо кружилась, и впервые с момента ухода Вани она почувствовала, что ей весело и легко. Легко! И это было такое ценное, такое важное ощущение, что хотелось только одного – чтобы оно длилось и длилось. Но полночь приближалась неотвратимо. И всё больше беспокоила Нину, слушавшую историю послеуниверситетскую жизнь Вити, подспудная мысль: что дальше?
Такси привезло их к подъезду. Витя проводил Нину до двери и, как тогда, в день защиты диплома, взял её руку и прижался к ней губами. И снова Нина увидела его затылок, уже без трогательного вихра. Но Витя показался ей таким беззащитным в этот момент, что Нина погладила его по голове – коротко и легко.
— Нина, ты потрясающая женщина, — сказал Витя, всё ещё держа её руку в своей и глядя своим пронзительным взглядом. – Спасибо тебе за вечер. Сегодня я был по-настоящему счастлив.
– Спасибо тебе, Витя, — ответила она.
Сердце стучало в висках: «что дальше? что дальше? что дальше?»
Но Виктор отпустил руку, молча развернулся и сбежал по ступенькам вниз. Через несколько секунд внизу хлопнула подъездная дверь. Нина ещё какое-то время постояла, прислонившись спиной к двери своей квартиры, потом вошла, включила свет в прихожей. Снова подошла к зеркалу. Долго разглядывала себя. Улыбнулась и с грустью констатировала, что так морщин возле глаз и губ становится гораздо больше.
– А всё-таки, Нинок, ты ещё ничего. По крайней мере, обаятельна! – наконец сказала себе и пошла спать.
Следующий месяц был странным. Нина с удивлением понимала, что это впервые в её жизни: за ней ухаживали, и ухаживали красиво. Несколько раз утром курьер приносил большой букет цветов – сначала розы, потом лилии, потом сборный букет из цветов, названий которых Нина даже не знала. Однажды доставили коробку сладостей – конфеты ручной работы и разноцветное печенье, которое таяло во рту. Сам Витя не появлялся, писал сообщения: доброе утро, как настроение, я весь в делах, пришлось уехать, вернусь – поужинаем.
Макушка лета выдалась жаркой. Нина не знала, чем себя занять. И в итоге, поддавшись на уговоры подруги, уехала на две недели к ней на дачу. Читала, загорала, вечером они – две одиночки – попивали домашнее вино на веранде и смеялись, как ненормальные. Нина вернулась в город загоревшей, похудевшей и, по собственному ощущению, какой-то беззаботной. Впервые пустота квартиры не давила на неё, Нина хваталась за это ощущение и пыталась его продлить.
Витя появился внезапно. Позвонил, спросил: «Нина, ты дома?» – и уже через 5 минут стоял на пороге. Он тоже был загорелый, и Нина сразу поняла, что уезжал он не по делам, а на отдых. И с удивлением почувствовала, как эта догадка остро кольнула её… ревностью?
– Нина, я соскучился, — сказал Витя, улыбнулся своей бесподобной улыбкой, взял за руку и – без приглашения разулся, прошёл в квартиру. Огляделся в комнатах, одобрительно покивал: уютно, хорошо.
Нина растерялась и, чтобы скрыть собственное замешательство, предложила чаю. Но Витя спустился в машину, поднялся с бутылкой хорошего вина, закуской и фруктами. Прошёл на кухню, по-хозяйски взял разделочную доску, нарезал и красиво сервировал на блюде яблоки и апельсины, на другом блюде уже красовались мясо и сыр. Достал из серванта бокалы, разлил вино, накрыл стол на кухне и даже зажёг найденную в кухонном шкафу парафиновую свечку, которая лежала там у Нины лет 20, служа экстренным освещением в случаях отключения электричества.
– Ниночка Петровна, — позвал, — прошу за стол!
Они сидели и болтали, смеялись. Нина рассказывала о разных случаях на кафедре, их у неё было припасено миллион: и как студентка Иванова была двоечница, а защитилась блестяще, и как самый главный специалист по Серебряному веку Андрей Яковлевич Витте с ума сошёл прямо на лекции, и студенты скорую ему вызывали из туалета, и как одна студентка – фамилию Нина забыла – из окна первого этажа выпала случайно. Витя хохотал хорошим добрым смехом и заинтересованно уточнял детали, переспрашивал, не забывая подливать вина. О себе не рассказывал, Нина так и не поняла, как и чем он живёт. Она кожей чувствовала интерес к себе, к своим рассказам, впитывала в себя это мужское внимание и смех, и была почти счастлива. Портили вечер две мысли. Первая: если улыбаться, видны морщины, особенно в свете свечи. Но как не улыбаться?! Вторая: очень непривычно было видеть кого-то на собственной кухне, кроме сбежавшего мужа. Словно реальность исказилась, и всё было правильно – и неправильно одновременно. Здесь должен был сидеть Ванечка, и это ему она должна была рассказывать случай со студенткой Мироновой, которая – совершенно трезвая! – не удержалась на подоконнике и рухнула вниз с первого этажа. Вывихнула руку, но плакала почти час, чем перепугала коменданта корпуса… В тот день Нина пришла домой и почти физически страдала от того, что некому рассказать очередную историю об очередной непутёвой студентке. И вот – история рассказана, но не Ванечке, а Вите… Казалось бы, какая разница, но разница была неуловима и – критична.
А потом… Потом Нина помнила смутно. Витя взял её за руку, вытянул на середину кухни, включил на телефоне музыку, и они танцевали что-то медленное и нежное. И начали целоваться. А потом оказались уже на диване в гостиной. Витя Смирнов шептал что-то жаркое, расстёгивая на Нине Петровне блузку, целовал шею, оголившиеся плечи, она чувствовала его сильные руки на своей спине. И всё происходящее было словно не с ней, словно другую женщину целовали на её диване, в её квартире. Было жарко, сладко, завораживающе и – не то. Чужая кожа под пальцами, чужие, слишком мягкие, волосы касались её щеки, резкий запах чужого мужчины, слишком деликатного и напористого одновременно. Нину никогда не касался ни один мужчина, кроме Ванечки. Именно его прикосновения были единственно правильными для неё, единственно возможными. Сейчас, лёжа на диване с Витей, она испытывала два противоположных желания – дойти до конца этого пути, испытать, каково это. И убежать, спрятаться. И когда её бывший студент стал снимать с неё бельё, второе желание победило. Нина схватила одежду и в долю секунды оказалась с ванной, закрылась, сползла на пол. Дышала часто и зачем-то тёрла рот, словно стирая с него чужие поцелуи.
– Нина, всё хорошо? – спросил под дверью Витя.
– Я не знаю, — честно сказала та.
Потом она надела, как защитные рыцарские латы, свой огромный махровый халат, вышла из ванной, и они наконец попили чай.
– Витя, — сказала Нина и ощутила, как опухли губы, — пойми меня правильно. В моей жизни почти 30 лет был только один мужчина. И он был единственный, которого я знала. Я чувствую себя 16-летней девочкой, хотя я почти уже пенсионерка (Витя поморщился). Это очень… странно для меня. Мне кажется, я делаю какую-то глупость. К тому же, ты женат.
— Моя жена никоим образом не должна тебя волновать, — жестко сказал Витя. – У нас с ней давно чисто партнерские отношения, мы растим дочь и ведём бизнес. В остальном каждый сам себе хозяин, у нас договор. Я тебя понимаю, Нина, это всё внезапно и сложно для тебя. Это ведь я столько лет мечтал о тебе, а не ты обо мне. Я – новый человек в твоей жизни. Тебе надо привыкнуть, и я уверен, что ты привыкнешь, я всё для этого сделаю.
– Зачем?
– Я так хочу. Я уверен, что такая женщина, как ты, заслуживает счастья. Должна быть счастлива. Я могу сделать тебя счастливой, открыть для тебя совсем другую жизнь. Нина, я… Просто поверь мне.
Нина с удовольствием ощутила себя женщиной, за которую всё уже решили. И это была очередная новая эмоция, очередное открытие.
– Можно я останусь на ночь, Нина? Обещаю вести себя прилично!
Нина улыбнулась и кивнула. Они легли на её широкую, когда-то супружескую, кровать. И Витя, даже к легкой досаде Нины, почти мгновенно заснул, задышал глубоко и ровно. Она смотрела на его лицо в темноте. Без очков он казался более открытым что ли, более беззащитным. В который раз уже она почувствовала, что перед неё юноша, почти ребёнок, которого она подло вовлекает в какой-то водоворот. Хотя сама в эту бурную воду прыгать не хочет. Сопротивляется. Неправильно это, думала Нина. Чужой, по сути, человек в нашей с Ваней кровати. И я… Как долго он не будет видеть, что я всё-таки далеко не девочка? Как долго сможет не замечать мои морщины, утратившую упругость кожу (не говоря уже про грудь), далекую от стройности фигуру? Когда пройдёт это очарование? Интим – дело не хитрое, рассуждала Нина и сама не верила в это, а что дальше?
И ещё одна мысль терзала её: если она сдастся Вите, ведь это будет измена по отношению к Ване. Они до сих пор не разведены, она даже обручальное кольцо не сняла. А если он захочет всё вернуть, то как она будет смотреть ему в глаза? Так Нина поняла, что она до сих пор надеется, что блудный муж вернётся. И раздумывая над тем, будет ли грехопадение с Витей изменой или просто сладкой местью по отношению к Ванечке, Нина уснула тяжелым сном. Утром она проснулась рано и первым делом сняла обручальное кольцо, спрятала его в шкатулочку с украшениями. «Хватит, Нина, пора жить как самостоятельная единица», — подумала и пошла варить кофе. Проснулся Витя, подошёл сзади, поцеловал в шею. Самостоятельная жизнь намечалась вполне сносная.
Продолжение следует.
Мама мальчика — это диагноз