Не бей посуду, Сашка

рассказ

Толя пришёл ближе к полуночи. Дочка спала в детской за плотно закрытой дверью. Марина сидела и смотрела в телевизор. Новости сменяли одна другую, но она не понимала, о чём говорят эти лица. Когда в замке повернулся ключ, сердце Марины словно запнулось, замедлилось, а потом застучало с бешеной силой: муж вернулся домой после двухдневного отсутствия.

Толя разулся, зашёл в ванную, помыл руки и вошёл на кухню, где сидела Марина.
— Привет, — сказал он так, словно выходил в магазин за хлебом. — Чего не спишь?
— Привет. Тебя жду.
— Зачем?
— Надеюсь узнать, где ты был двое суток.
— Я же звонил тебе, сказал, что со мной всё нормально, я жив. Что ещё тебе надо знать?
— Мне надо знать, где ты был всё это время.

Толя молча вышел из кухни, Марина не шевельнулась. Потом услышала, что он громко хлопает дверцами шкафа в прихожей, подскочила с табуретки: «Что ты делаешь?! Ты Сашку разбудишь!» — и увидела, что муж собирает вещи в старую спортивную сумку.

— Ты куда?
— Я ухожу.
— Куда уходишь?
— К другой женщине ухожу.
— К какой другой женщине?! Кто она?
— Для тебя это совершенно не важно, важно, что она — другая, и я буду жить с ней.
— Ты её любишь? — Марина поняла, что жжет глаза, но слёз не было.
— Да, люблю, — после небольшой паузы сказал Толя, не глядя на жену и энергично запихивая в сумку кроссовки.

О чём ещё спрашивать? Что говорить? Всё предельно понятно и все последующие вопросы совершенно бессмысленны.

Марина зашла на кухню, включила воду и начала мыть посуду, оставшуюся с ужина. И тут же полились слёзы, безудержно, обильно, словно их тоже включили поворотом вентиля. Посуды было немного — две чашки и две тарелки — голубые, красивые, с замысловатым синим узором по кромке. Из сервиза, подаренного на свадьбу. «Почему всё это со мной?!» — крутилась в голове Марины мысль, злая, жгучая. Она взяла одну тарелку и с силой бросила её на пол, куски звонко разлетелись по всей кухне. Марина взяла вторую тарелку и бросила её так, словно хотела разбить кафель на кухонном полу. Эта тарелка тоже превратилась в несколько некрасивых кусков, между которыми рассыпалась голубая стеклянная труха.

Дверь приоткрылась, просунулась голова Толи и сказала:
— Сашку разбудишь, совсем рехнулась что ли? Я ушёл, про развод потом поговорим, как успокоишься, — и дверь снова закрылась. Марина услышала, как щёлкнул замок входной двери, в нём прокрутился ключ. Ушёл.

Она сидела на полу кухни, прижав колени к подбородку, и выла. Вернее, тихонько скулила, чтобы не разбудить годовалую дочь в соседней комнате. За грудной клеткой что-то выворачивало, крутило, хотелось залезть себе за рёбра и вытащить эту ужасную маяту, замешанную на обиде. Выть, скулить, плакать — ничего не помогало. Как можно было, думала Марина, пройти путь от безумной любви до полной нелюбви за три года? Как можно уйти и оставить её одну с маленьким ребёнком, в этом декретном заточении? Как можно было раньше не понять, что отлучки на выходных, эта работа допоздна — это никакая не работа? Это просто другая женщина. Наверняка красивая, ухоженная, уверенная в себе, не похожая на Марину — неухоженную клушу, погрязшую в материнстве и хозяйстве. «Клуша», — подумала она про себя и завыла с ещё отчаяннее, с силой, которую придала ей ненависть к себе и собственной никчёмности.

Марина сидела и подвывала, пока не закончились силы и слёзы. Затекли ноги и продрогла подпирающая стену спина. Она посидела ещё немного, словно постепенно просыпаясь и оглядываясь. Перед ней лежали осколки двух тарелок из сервиза, подаренного друзьями ей и Толе на свадьбу с пожеланиями любви и взаимопонимания. Они напоминали осколки Марининой жизни, и она усмехнулась от такой пошлой и банальной метафоры, пришедшей ей в голову. Хотелось пойти упасть на кровать, уснуть и не просыпаться долго-долго. Может быть, даже никогда.

Но как быть с осколками? Утром Сашка проснётся, прибежит на кухню — и всё, катастрофа. Марина представила себе дочь с израненными руками и ногами, жар ударил в голову. Она осторожно поднялась с пола и достала из-под мойки веник. Собирая крупные осколки, поранила палец на руке и посадила ещё две стеклянных занозы. Потом вымела мелочь. Потом поняла, что мельчайшие части разбитых тарелок всё рассеянны по кухне, а пылесос включить нельзя — ночь. Пришлось на два раза вымывать пол, заодно помыла коридор. В кровать Марина легла, когда на востоке небо уже стало сереть, обещая скорый майский рассвет.

Муж не вернулся, хотя Марина потом узнала, что и с новой пассией ему не пожилось. За два месяца она похудела почти на десять килограммов, переехала к родителям, вышла на работу, через несколько лет снова вышла замуж. В жизни потом Марины было много разного, и хорошего, и плохого, но никогда больше, даже в приступах ужасающей ярости, она не била посуду. А однажды сказала 16-летней дочери Александре:

– Никогда не бей посуду, Сашка. Кто придумал это вообще? Какой-то плохой драматург. Это только в кино и в романах бывает эффектно: они ссорились, она била посуду, а потом трагически уходила в закат. Или они страстно мирились. А в жизни так: сама посуду побила, сама убирай её потом. Не пострадать даже нормально.

конец

***

Другие рассказы автора:

Жены стареют, а студентки третьего курса — никогда

Ну, расскажи, каково это — выходить замуж за нелюбимого?