Про смех и смерть

Вероятно, не все поймут этот пост. Но что поделать — как живу, о том и пишу.

Итак. Про болезни и черный юмор.

Ещё Бахтин писал, что победить страх смерти можно, только смеясь над самой смертью, в этом смысл карнавалов в разных странах (это моя вольная интерпретация работ Бахтина:)). Так вот. Последние полгода, а именно столько я живу со своим онкологическим диагнозом, меня очень веселят мрачные шутки.

Например, у нас дома особый оттенок приобрела фраза «только через мой труп«. Так я говорю мужу, когда он говорит, что хочет завести собаку. ОН говорит: «Ну, ок, подождём«. При этом оба мы ржём.

Или вот с приятельницей, которая лечится в данный момент от РМЖ, иногда перекидываемся вот такими картинками. И тоже хохочем. Хотя не все понимают, в чём юмор. Я и сама не очень понимаю, но мне действительно смешно.

Вообще, в онкологических стационарах много плачут. Но когда поплачут, начинают разговаривать о жизни, шутить и смеяться. Когда я лежала в онкоцентре на Каширке, мы с моей соседкой по палате Галей очень много смеялись и даже ржали. Надеваешь компрессионные чулки, которые не надеваются, кряхтишь — и ржёшь. Вспоминаешь прошлые любови, знакомства с мужьями, разные случаи из жизни — и хохочешь. А потом хватаешься за операционный шов и говоришь: «Ой, не смеши меня!»

Иногда даже в отделении химиотерапии, где обычно тихо и как-то особенно тоскливо, я слышала взрывы хохота.

Кстати, Галя на следующий день после операции с помощью сестры помыла волосы, накрутилась на бигуди и накрасилась. И тогда наш с ней лечащий врач сказал ей: «Галина, вы меня пугаете«. И мы снова веселились над этим.

А мне наш врач после операции, когда мне было очень хреново, сказал: «Ничего, Евгения, вот вылечим вас, сделаем реконструкцию, и будет у вас грудь, как у 18-летней девственницы«. И даже в этом состоянии мне показалось, что всё же в 18 лет у меня грудь была далека от идеальной, и я спросила: «Вы грудь какой-то конкретной девственницы имеете в виду?«

Отдельно о юморе врачей. Я когда-то давно лежала на сохранении в гинекологии с женщиной-врачом, и она сказала, что врачи — самые циничные люди. Для них, мол, нет ничего святого, потому что человека они рассматривают только как тело. Убеждаюсь в этом постоянно.

Вот, например, едут в лифте онкоцентра два молодых врача. В руках у них две банки с прозрачной желтой жидкостью. Заходит на каком-то этаже ещё один парень в медицинском халате. Ему под нос суют эти две банки, а потом ржут и говорят: «Да ты не бойся, это не моча, это асцит!» И хохочут все втроем. Шутить над асцитом, жидкостью, которую сливают из брюшины у тяжело больных, а? Каково?

В общем, к чему я это всё. С юмором, иронией и даже сарказмом легче пройти любой сложный путь. В лечении всё это помогает совершенно точно. Даже если послеоперационный рубец ещё болит, волосы выпали, а лицо опухло от дексаметазона. «Ну, и красавица«, — говорила я, глядя на себя в зеркало. «Эффектная«, — подтверждал муж.