рассказ
Петр Иванович Филиппов умер ровно через полгода после своего пятидесятилетия. Темным декабрьским утром он бодро зашел на кафедру, где вот уже много лет преподавал, как он сам шутил, в статусе «приглашенной звезды». Небольшая комната в два окна уже была наряжена к Новому году – по углам висела вялая мишура, на стену лаборантка Анечка прицепила на скотч универсальное картонное «ПОЗДРАВЛЯЕМ!» Петр Иванович зашел, оглядел всю эту красоту и, раскатисто прихохотнув, сказал:
– Как у вас нарядно! Сразу чувствуется – скоро праздник!
Через 15 секунд после этих слов доктор Филиппов сначала побелел лицом, потом посерел, и, пока Анечка бегала за водой и в деканат за помощью, умер. Знал бы он заранее, что ему, кардиохирургу, суждено умереть стремительно от обширного инфаркта, он бы рассмеялся такому совпадению. Иван Петрович всегда много и охотно смеялся, и любые совпадения его забавляли. И тут – такое совпадение!
Организацией похорон занимались сразу все – и друзья Филиппова, было их у него много, и старший сын – гордость и опора отца, и руководство клиники, в которой доктор работал последние пятнадцать лет своей жизни, и даже заведующий той самой кафедры, на которой завершился жизненный путь известного в городе хирурга.
На прощание пришло, казалось, полгорода. Были тут и многочисленные ученики Петра Ивановича, и благодарные пациенты, многих из которых он вытащил буквально с того света, и коллеги. Друзья, однокурсники, соседи. Все его обожали и хотели проститься. Филиппова невозможно было не обожать. Большой, громкий, веселый и жизнерадостный мужик одним своим появлением создавал ощущение праздника. Он был умен и остроумен, и безгранично обаятелен, и по-мужски красив, и внимателен к другим людям. И еще он был отличным врачом. О таких говорят «врач от Бога», но сам Филиппов не любил ни эту фразу, ни подобные банальности.
Четверо братьев Филиппова, похожие на покойного высоким ростом, значимостью фигуры и посадкой головы, держались чуть в стороне в окружении жен и детей. Счет племянникам доктор Филиппов потерял после первого десятка. Братья Филипповы – пятеро погодок – выросли одной дружной бандой и считали, что именно такая комплектация семьи и есть нормальная, единственно правильная. Петр Иванович был старшим в этой банде, соответственно – главным. И огромные мужики, младшие его братья, стояли заплаканные в большом зале для прощания городского крематория и выглядели осиротевшими мальчишками.
Три бывших жены покойного стояли по разным сторонам гроба, образуя собой вершины почти равнобедренного треугольника. Удивительный дар Филиппова жить в мире со всеми сделал так, что все три его жены были знакомы и в случае необходимости даже общались, зла друг на друга не держали. Смерть Петра Ивановича обнуляла и все то недоговоренное, что, возможно, было припрятано у каждой из них в глубине души.
На первой своей жене, Наталье, Филиппов женился в 19 лет с мотивацией «а вдруг уведут». Наталья была самая красивая девушка на курсе, высокая и статная брюнетка, с длинными волосами и большими голубыми глазами. Она позволяла себя обожать. И Филиппов обожал ее, любил истерически. Ревновал к одногруппникам, подругам и старым друзьям. Ревновал к ее увлечению танцами, и когда она задерживалась на репетициях, устраивал ей совершенно отвратительные сцены. Наталью такое поведение мужа сначала смешило, она не верила, что он всерьез. Потом раздражало. Потом она начала огрызаться и бить посуду. И в какой-то момент, после вот такого визгливого скандала Филиппов понял, что с него хватит. И дело было не в постоянной ругани, а в страшных и изматывающих подозрениях. Слишком уж она была красивая, слишком независимая, душа влюбленного Пети Филиппова была изорвана в клочья. Он плохо спал из-за этой своей иррациональной ревности, начал курить, да и вообще – не узнавал себя. И с хирургической решительностью он решил избавить себя от этой любви, которая, как опухоль, пожирала его изнутри. Филиппов ушел от жены, и через месяц они уже были разведены. Брак продлился всего полтора года, и впоследствии оба называли его главной ошибкой молодости. Однако же Наталья на всю жизнь осталась Филипповой, не взяв фамилии двух своих последующих мужей. Когда Петр Филиппов перегорел, перестрадал, пережил состояние, близкое к ломке, он снова смог общаться с бывшей женой. Они стали не то чтобы друзьями, но приятелями.
К выбору второй жены Филиппов решил подойти спокойно и взвешенно. Хотелось стабильности, семьи, детей, а скандалов – не хотелось. До окончания обучения в мединституте и потом в интернатуре он пережил несколько быстротечных и ярких романов и в конце концов остановился на Нине. Нина – основательная, как ее имя. Умница, отличница, хорошая хозяйка. Скромная, серьёзная, неулыбчивая. Нина пошла учиться «на врача», потому что так решила ее мама – фельдшер сельской больницы. Вообще же, со временем понял Филиппов, Нина людей не любила и даже старалась избегать их, медицина была ей буквально противопоказана. Поэтому сразу, как представилась возможность, она сбежала на административную работу – в отдел здравоохранения тогда еще Горисполкома. И стала заботиться о здоровье людей, так сказать, на расстоянии – без приемов и личных встреч, зато сразу обо всех.
Во втором браке у Филиппова родилось двое детей – старший сын Иван и дочка Маша. Иван да Марья. Сыном он гордился, тот пошел в мать, был серьезен и тих, но чрезвычайно уперт в своих стремлениях с младенчества. Марью Филиппов любил и баловал, она была его породы – хохотушка и вертунья, открытая людям и миру, высокая, почти на голову выше матери.
Дождавшись, впрочем, того момента, когда детей можно уже было охарактеризовать как «взрослых», Филиппов развёлся с Ниной. «Просто удивительно, как я мог прожить столько лет с женщиной, которая никого не любит», — сказал после он одному из братьев. Нина не возражала, она за эти же годы устала от человеколюбия мужа, его готовность всем всегда помогать и бежать в больницу, наплевав на выходные, отпуск и семейные торжества.
Третья жена звалась Татьяна и была коллегой Филиппова, оперирующим хирургом в отделении гинекологии. «Нас связывает любовь, — шутил в очередной раз новобрачный Филиппов, — любовь к медицине!» Этой шуткой объяснялось то, что оба пропадали на работе и никто не чувствовал себя при этом виноватым. Хирург хирурга поймёт. Филиппов преподавал, Татьяна ездила по области с лекциями о женском здоровье. Бывали недели, в которые они впервые виделись и могли поговорить только на выходных. И вся родня с удивлением констатировала, что, похоже, это и есть идеальный брак для неугомонного Филиппова. Невероятно, но факт. Почти за 8 лет брака громадное филипповское семейство видело Татьяну не больше десятка раз, и ни одна сторона не страдала: ни имевший возможность безоглядно напиваться с братьями Филиппов, ни не любившая громкие их посиделки с песнями и танцами Татьяна, ни родня, получавшая своего главу в полное распоряжение и с обожанием виснувшая на нём.
Детей в третьем браке у Филиппова не было. Братья и снохи иногда подкалывали, спрашивали про потомство, но тот отшучивался, что двоих старших ему вполне достаточно, а когда хочется понянчить младенцев, то на что ему полтора десятка племянников? Так родня и многочисленные друзья постепенно отстали от Филиппова.
А потом он умер. Внезапно, неотвратимо и совсем на себя не похоже. Филиппов был воплощением жизни, её энергии, и мёртвый не помещался в сознании, как не помещался в, казалось, тесный для него гроб. Поэтому прощание с профессором была ещё церемонией общего потрясения обманчивостью жизни: случилось то, чего случиться не могло.
Зал при областном крематории был большой, высокий, гулкий. Набилось много народу, поэтому новое лицо заметили не сразу. Вернее, два лица.
Невдалеке от гроба стояла и не мигая смотрела на покойного стройная моложавая брюнетка в чёрном платке и такой же чёрной, словно траурной, блестящей шубе. Была она бледная, но очень сосредоточенная и даже строгая. За локоть её держал мальчик-подросток, высокий, широкоплечий, но совершенно растерянный. Брови сведены домиком и закушена до крови розовая нижняя губа. Этих двоих никто не знал, но их безмолвное стояние вытянуло некоторых из присутствующих из пучины собственной скорби.
Пристальнее других на мальчика смотрела Наталья Филиппова, та из жён покойного, которая помнила его ещё в нежном послешкольном возрасте. Глаза её цепко бегали по лицу подростка: нос, лоб, брови, подбородок, а вот и ямочка, цвет глаз, уши… Наталья подошла к Нине и встала рядом с ней:
– Ты его видишь? – спросила она тихо, словно они были не на похоронах, а в центре детективного сериала. – Мальчишку этого видишь?
Подслеповатая Нина сощурилась, долго смотрела в сторону странной пары, а потом медленно открыла рот, но тут же прикрыла его рукой с безупречными красными ногтями. Метнула взгляд в сторону филипповской родни, но и там уже прошёл ветерок перешёптывания. Братья с женами, имея 17 детей на пятерых (теперь уже на четверых), «свою» породу определяли сходу и безошибочно. И никому не знакомый подросток с трагически задранными к чёлке бровями, несомненно, был из своих, из Филипповых.
Извините, но продолжение следует:)
***
Пока приглашаю вас почитать другие свои рассказы:
Не бей посуду, Сашка
Вкус жизни
5 нeпиcaнныx пpaвил фpaнцужeнoк, кoтopыe пoмoгaют им кpacивo cтapитьcя