Есть время подумать и завершить дела: два интервью о жизни и смерти от тяжелой болезни


Предисловие: несколько раз я уже принималась публиковать этот текст, но снова оставляла его в черновиках. Я выныриваю из онкологической темы и иногда почти забываю о своем диагнозе. Но потом приходит какая-нибудь тревожная новость и напоминает тебе, что ты уже навсегда на этом берегу. Поэтому сегодня этот текст я всё-таки решила опубликовать. Да, он тяжелый и грустный, но и немного оптимистичный. Пусть те, кто в этом нуждается, найдут в нём нужные слова.

***

Несколько месяцев назад я написала текст об отношении к раку, к жизни с ним и к смерти. Я написала о том, что рак даёт возможность попрощаться с близкими и жить до самого последнего момента. В комментариях мне многократно написали, как я не права и что не понимаю, о чём пишу.

Но когда я читала книгу «Правила ведения боя», то встретила сразу несколько интервью людей, которые разделяют мою точку зрения. Я конспектировала эти интервью сразу сюда, на Дзен, лежа в больнице после операции. Я по-прежнему считаю, что рак лучше упавшего на голову кирпича.
Нюанс только в том, что уход от тяжелой болезни в нашем сознании неразрывно связан со страданиями и болью. Умирать в страданиях ужасно. Люди же, которых цитирует в своей книге Катерина Гордеева, говорят о достойном уходе без боли и страданий в кругу родных и близких. Это огромная разница. Я глубоко убеждена, что именно таким — достойным и безболезненным — должен быть уход от любой болезни, не только от рака. Хосписное движение развивается, и хочется верить, что в ближайшие годы обезболивание станет не просто доступным, а станет нормой, обязательным условием паллиатива.

Финский залив. Фото автора.

Финский залив. Фото автора.

А теперь — две цитаты.

Книга Катерины Гордеевой «Правила ведения боя»,
интервью с Львом Ивановичем Бруни за несколько недель до его смерти от рака:

«Понимаю, это звучит неубедительно, но я совершенно не боюсь смерти. И у меня нет никаких претензий к моей болезни. Дело в том, что я считаю, что рак — это благословение. Потому что у меня есть время. Я получил рак как подарок к своему шестидесятилетию. Сейчас я понимаю, что это действительно был подарок. Ведь я как будто бы получил письмо, уведомление о будущем. И это очень важно и ценно. Это даёт возможность по-человечески завершить дела. Я вот иногда думаю: какой ужас, если человек ложится спать и не просыпается, или выходит из дома, а на него кирпич падает, или инфаркт. У него даже нет времени подумать ни о своей жизни, ни о жизни вообще, ни о чём.

Что именно вы имеете в виду, когда говорите, что не боитесь смерти и что готовы к ней? Мне кажется, что страх неизвестности, даже при условии веры в загробную жизнь, это непреодолимый страх.

Значит, вы просто ещё не готовы. Я здесь согласен со Стивом Джобсом, смерть — это самое прекрасное в жизни. За исключением одного — отношения близких и отношений с ними.
Да, я совсем не боюсь смерти, я абсолютно готов, я буду готов в любую секунду. Я — человек верующий, мне это очень сильно помогает быть готовым. Но я не готов в любом состоянии оставить своих близких. Такая болезнь, как рак, более или менее растянутая во времени, даёт возможность подготовиться не только самому. Она даёт возможность подготовить к моему уходу моих близких.

***

Вера Миллионщикова, основатель первого московского хосписа:

«Многие думают, что скоропостижная смерть лучше. Как там поётся: «если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой». Я так не считаю. Хорошо, наверное, тому, кто уйдёт, но мы и этого не знаем наверняка. Но то, что плохо всем тем, кто остался, — это очевидно. Вы поссорились с мужем, вышли, а он домой не вернулся. И вы эту ссору будете всю жизнь вспоминать, с этой виной вы будете жить всю жизнь. И исправить ничего не сможете. И чувство вины от скоропостижной смерти — а мы всегда ведём себя неидеально, как бы мы ни любили, мы люди и всегда подвержены эмоциям — очень сокращает жизнь остающимся. (…) А умирание длительное, желательно без мучений — совсем другое дело. В онкологии всегда есть время. Даже две недели — это огромный срок, когда люди могут сказать друг другу последнее «прости», повиниться, покаяться, признаться в любви, извиниться за что-то, то есть искупить, дать то, что недодал. Это вносит много гармонии в отношения уходящего и того, кто остается, и смягчает чувство вины перед тем, кто ушел. Да и вообще, послушайте, никто и никогда в этой жизни ничего не знает наверняка. И если вас так страшит этот момент констатации: хоспис — значит, точка, думайте о том, что у нас есть десятки пациентов, которые приезжают сюда и уезжают вот уже несколько лет. И живут, да ещё как живут!»

***

Вы можете со мной не соглашаться, имеете на это полное право. Но лично мне соглашаться с этими людьми проще, легче, не так грустно. И почти не страшно.

Читайте также:

Интервью с Катериной Гордеевой: «Страх перед раком побеждают информированностью».

Источник

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓


Есть время подумать и завершить дела: два интервью о жизни и смерти от тяжелой болезни