Первая химия была 30 августа. Всего мне их назначили 4 — это минимум, учитывая, что в выписке лимфоузлы значились чистыми.
Удивлением стало, что для капельницы нужно оформлять госпитализацию. Но всё проходило как-то быстро. Я госпитализировалась 29 августа, пришла в палату, села на пустую койку. На двух других койках (странные угловые трёхместные палаты в Блохина) уже лежали приветливые девушки — одна лысая, другая с волосами. Вскоре пришла моя химиотерапевт Елена Владимировна, молодая, но очень строгая. Рассказала, какие будут препараты, как нужно ставить сначала дексаметазон внутримышечно, потом 5 дней нейпомакс в живот. Предложила остаться ради укола дексаметазона в стационаре, но я сказала, что как-нибудь сама поставлю его дома — и убежала до завтра.
На первую капельницу я приехала какая-то даже торжественная. Пока ехала в троллейбусе, размышляла, какой я буду «после»? Как перенесу? Почему-то была уверена, что всё пройдет нормально. Когда поднялась в палату, оказалось, что там осталась только одна из вчерашних девушек — Олеся. У неё тоже была первая капельница. Медсестру, которая пришла ставить катетеры, этот факт повеселил — обе «свеженькие»:) У Олеси был рак яичников, 3 стадия. У меня было 3 банки с препаратами, у неё — 7. Моя капельница длилась часа 4, её — почти весь день. Мы лежали нескучно: рассказали друг другу всё от и до, как это принято в онкоцентрах. Посмеялись. Олеся поплакала: она боялась капельниц, уколов и лечения вообще.
Когда капельница закончилась, я спустилась этажом ниже на перевязку, а потом, прихватив выданный мне нейпомакс, поехала домой на такси. Ощущений не было никаких. К вечеру начали гореть щёки, поднялась температура до 37,3. Она у меня почти 2 недели после первой капельницы скакала. Но моя Елена Владимировна была на связи, ей можно было написать или позвонить. Кроме того, она выдала мне огромный список возможных побочек и препаратов, которыми эти побочки можно снимать.
Что я узнала о себе после первой капельницы? Что я могу ставить себе уколы и в пятую точку, и в живот. В живот, конечно, удобнее. Но в целом — рутинный процесс. Дома лежал ворох шприцев. На 4 день после первой химии я поехала на работу. Нейпомакс, который надо было ставить в 15.00 каждый день, прихватила с собой, положила на рабочей кухне в холодильник. Нашла уборщицу, сказала ей: «Я тут ставлю уколы, в мусорном ведре два дня будут шприцы, не пугайтесь!» «Так давай я тебе буду ставить уколы!» — предложила наша уборщица, но я отказалась.
Самое странное и неприятное ощущение после капельницы — что всё это как будто не с тобой. Мир немножко замедляется, земля уходит из-под ног. От чёртова дексаметазона бросало в жар, горели щёки, поднималась температура. Но меня не тошнило, ни разу не обнималась я с «белым другом». В состоянии «мне плохо» главным спасением был выход на улицу. Я выходила и шла — хотя бы вокруг дома, до магазина, в садик за ребёнком. Но эти приступы наступали на 2-3 день после капельницы, и длились день-два. Потом состояние приходило в норму, и я жила обычной жизнью, ходила на работу, в кино, в гости. После третьей капельницы так получилось, что приехали друзья, и я поела роллов и пиццы. И два дня лежала с ощущением, что наглоталась камней — это были самые тяжелые дни за всю химиотерапию.
Поначалу я перестала чувствовать вкус еды, но потом всё пришло в норму. После первой капельницы я похудела с 68 до 64 кг. Похоже, просто ничего не усваивалось. Вкупе с короткой стрижкой (я постриглась, чтобы волос, когда начнут лезть, было меньше) меня это даже красило. «Химия тебе к лицу», — говорил муж. Однако всё тот же дексаметазон впоследствии проявил своё коварство: он провоцирует аппетит. И к завершению химиотерапии я уже весила 71 кг. Это был не только вес, но и отёки, но тем не менее — как есть.
Волосы начали лезть примерно на 18 день после первой капельницы. Я начала их мыть, и поняла, что они остаются в руках, я даже не могу смыть шампунь с головы. Это было ужасно страшно. Гораздо страшнее, чем остаться лысой. Поэтому кое-как промыв свою отваливающуюся шевелюру, я позвала мужа, и он меня обрил налысо. Не было ни горечи, ни страха, ни ужаса. Я не плакала, мы даже смеялись над чем-то. Посмотрев на себя в зеркало после процедуры, я поняла, что череп у меня правильной формы, уши ничего так. Высылала фотку подругам и маме (маме, правда, написала: «Обещай, что не будешь плакать!» Мама пообещала и по получении фото сообщила мне, что я красотка). Я надела заблаговременно купленную яркую шапочку, и мы поехали, купили парик.
Третью и четвертую капельницы я лежала в полном одиночестве. Читала, чатилась с подругами, смотрела телевизор. На четвёртую, последнюю, судьба снова свела нас с Олесей. Она химию переносила значительно тяжелее — сильно похудела и даже как-то согнулась, облысела, но настроение было боевое. Снова эти несколько часов мы проболтали и просмеялись. Телефонами не обменялись, к сожалению. Я надеюсь, сейчас у неё всё хорошо.
Так совпало, что этот пост я пишу ровно через полгода после окончания химии: последняя капельница была 1 ноября. Показатели крови постепенно приходят в норму, хотя лейкоциты низковаты, но все врачи говорят мне, что это нормально. ЭКГ (сделанное мною за полгода 6 раз) — неважное, и только последний раз оказался нормальным. Это я списываю на карантинные будни с полноценным сном и уменьшенными нервами.
Волосы отрасли уже достаточно прилично. Если раньше мой натуральный цвет был «тёмный блонд», то теперь я почти брюнетка. Волосы жесткие, кудрявятся и растут шапкой. Так что без присмотра парикмахера я даже радуюсь, что сижу дома, и никто меня, одуванчика, не видит. Вес, к слову, на месте. И я сегодня поспорила с сестрой, кто из нас быстрее похудеет. Не знаю, как у меня это получится на гормонотерапии, правда.
На самом деле, постоянно то тут кольнёт, то там прострелит. Если поначалу дёргаешься от всех этих ощущений, то сейчас уже не обращаю внимания. Мой доктор сказал, что всё это невралгия, первая побочка от химии. Поэтому я не парюсь. Поначалу сильно болела здоровая подмышка, но потом прошла. Иногда немеют пальцы рук. Иногда нападает бессонница. Но всё это, я считаю, мелочи.
Я знаю, что по сравнению с другими перенесла химиотерапию достаточно легко. У меня были не самые страшные препараты, и было всего 4 капельницы. Знаю, впрочем, и тех, кто «красную» химию перенёс на ногах, бойко носясь с детьми на великах на даче и выбивая себе инвалидность. И тех, кто и на моём протоколе сильно сдал. Мой опыт — это только мой опыт, без обобщений.
Предыдущая часть моей онкоистории — здесь.
