Родители моей мамы жили в Павловске Воронежской области. Мы с сестрой бывали там каждое лето, проводили то пару недель, то пару месяцев.
Павловск — крошечный городок, основанный в 1709 году Петром Первым на реке Дон. Центр города застроен зданиями 19-го века, такими красивыми и такими не похожими на всё, что я видела в своей обычной жизни, что я помню их с детства. Павловск мы видели только летом, и был он тихим, полупустым, зелёным, старинным, каким-то сонным что ли. Эх, была бы я Николаем Васильевичем Гоголем, как бы я хорошо написала о Павловске!
Я обожала наш двор между двумя длинными хрущёвками. Я обожала бабушкину квартиру, где можно было сидеть на широком подоконнике и бесконечно читать. И кусты сирени под окном, мимо которых мы по вечерам прогуливались с мамой и бабушкой, был у нас такой ритуал — вечерняя прогулка вокруг дома.
А ещё у бабушки с дедушкой была дача в селе Александровка. Там мы тоже провели много дней своего счастливого детства. На даче был сад, и мы, сибирские дети, набирали целые вёдра яблок, и ели их, и ели. Было очень много клубники. Была груша, слива. Кукуруза внизу огорода. Огромные деревянные ворота и скрипучая калитка. А сразу перед домом — поле: высокая трава, цветы, пасущиеся тут же телята. На этом поле мы с соседом Олегом играли. И с ним же мы ходили рвать горох на колхозное поле за дорогой.
Домик на даче был маленький, двухкомнатный, но очень уютный. В нём всегда было светло, окошки открыты, а на окошках — кружевные занавески. И на подушках кружевные накидки. Стол накрывали на улице возле летней кухни, и всегда на обед была огромная чашка салата из огурцов и помидоров. А напротив летней кухни — дверь в погреб, как в подземный дом. В Сибири таких погребов не было, это было целое отдельное царство с длинной тёмной и прохладной лестницей, уходящей в настоящее подземелье.
Когда дедушка уходил на пенсию, событие это праздновали тоже на даче. Длинный стол накрыли прямо во дворе. Приехали дедушкины коллеги, их было много, и я очень хорошо всё это помню. А иногда к бабушке с дедушкой приезжали их друзья «из местных», и были застолья, на которых пелись украинские песни. Мы с сестрой, хоть и были совсем ещё маленькими, помним эти песни наизусть до сих пор.
Огромный ворох очень тёплых и даже нежных воспоминаний из Павловска и Александровки лежит на отдельной полочке моей памяти. И хоть бабушки с дедушкой уже нет в живых, в Павловске остались родственники. И в эту новогоднюю поездку на юг было принято решение заехать и в Александровку, и в Павловск.
Удивительная штука память. Я не ездила туда больше 20 лет, а в деревне в последний раз была и вовсе ещё школьницей. Но по дороге в Александровку я узнавала каждый поворот, узнавала магазины придорожных деревень.
Я не знаю, зачем я уговорила мужа заехать и что я хотела увидеть.
Ничего от деревни моего детства не осталось. Я с лёгкостью нашла дом, хотя улица очень изменилась. Деревянных ворот нет, их заменили железные. Тополя у калитки нет, а на месте зарослей дёрна навален уголь. Заглянула через забор — во дворе грязь и бардак. К тому же зима. Серо, уныло, грустно.
Когда мы заехали в Павловск, я убедилась, что и микрорайон Гранитный, где жили мамины родители, тоже изменился. Первый этаж дома поглотили магазины, пивнушки и парикмахерские. Пустырь через дорогу от бабушкиного и дедушкиного дома застроен полностью. Я никогда не видела Павловск зимним, а это очень унылое зрелище. Но когда мы заехали в старый центр, я поняла, что, к счастью, тут мало что изменилось. И все здания узнаваемы, и я знаю, что будет за каждым поворотом.
Мы заехали к родственникам, побыли у них около часа и поехали дальше. Я была в каком-то оцепенении, и муж даже злился, говорил, что зря мы заезжали, я стала сама не своя. А у меня происходило отпускание что ли. Я так хотела вернуться в Павловск, родной город моего детства, вернуться в солнечную и просторную деревню Александровку. Я вернулась, и поняла, что, может, и не стоило. Города и деревни меняются, оставаясь прежними только в наших воспоминаниях. И странно ждать, что они окажутся такими же, какими казались нам в детстве.
Огромные поля оказываются лужайками. Большие дома — скромными строениями. Любимый двор детства — неустроенной лысой площадкой. И это нормально. Но немножко грустно всё равно.
